«Они не подтверждали подлинность этой информации. Бывают случаи, когда проходит какая-то информация, и всем понятно, что, скорее всего, так и было. Но один из участников или участники разговора не подтверждают подлинность этой информации. Газета Le Monde что-то узнала от какого-то из чиновников, но совершенно необязательно, что все так и было. Поэтому, опровергая эту информацию, Макрон или Елисейский дворец как бы признает ее верной. Именно так разговор и протекал. А если он никак не отреагирует, это на совести газеты Le Monde ее источников. Пока нет официального подтверждения, не нужно официального опровержения».

«Он однозначно подтвердил лояльность именно отношениям с Россией, вернул этих людей. В принципе, он продал то, что может продать, он продал себя как единственного гаранта Белоруссии в качестве союзника, который при нем не вступит в НАТО, который при нем не будет двигаться на Запад, а с его уходом таких гарантий не остается. Есть второй фактор – Белоруссия все-таки в орбите России, все держат достаточно сильные пророссийские симпатии у населения, общая платформа, общие взгляды на некоторые ключевые для российской политики вопросы, например, на роль Советского Союза и итоги Второй мировой войны. Белоруссия, в отличие от Украины и Прибалтики, в этом отношении не далеко стоит от России, у нас взгляды очень сходные. Эти взгляды делают Белоруссию не очень приемлемой страной для НАТО и вообще для прозападной Восточной Европы. Решение будет принято Путиным после раздумий. Он, безусловно, не может потерять Белоруссию, то есть он будет смотреть на то, куда движется Белоруссия при ослабевающем Лукашенко. Если по мере ослабевания Лукашенко Белоруссия будет радостно провозглашать свой европейский путь, я думаю, что он вмешается».

«Силовое противостояние на улицах не так широко попадает в западную прессу, как украинское, с большим трудом оно пробивается на первые полосы, если за этим следить. Чем больше идет силовое противостояние, тем больше будет давление журналистов, общественного мнения на то, что нужно сделать с Лукашенко. Конечно, речь идет о санкциях, и санкции, как мы знаем по себе, бывают двух типов — персональными и секторальными. Персональные санкции — это то, что Лукашенко уже, кстати, в отличие от Владимира Путина, испытал на себе. Мы помним, как после 2010 года его самолет даже не пустили сесть для дозаправки в Канаде, когда он летел на Генеральную Ассамблею, если я не ошибаюсь, в Нью-Йорк, и он был под личными санкциями. Личные санкции несомненно примут, как недавно выступил министр иностранных дел Литвы, против людей, замешанных, во-первых, в обмане на выборах, и, во-вторых, в жестокости. То есть это будут санкции против силовиков, их и так особенно никуда не выпускают, с избирательных комиссий, которые тоже не являются ни владельцами крупной зарубежной недвижимости, их взаимодействие с заграницей, скорее всего, ограничивается отдыхом вне очень дорогих странах Средиземноморья. Конечно, могут попасть под санкции члены правительства. Все зависит от того, как долго и как жестоко будет происходить противостояние. В европейском заявлении не было ничего про экономические санкции, наоборот, там было сказано, что вы знаете, мы не должны навредить народу Белоруссии. Что касается заявления Помпео, то он говорит о поставках нефти, но тут ему возразят, что перекрывая торговлю нефтью между Белоруссией и Западом, мы толкаем Белоруссию обратно в сторону России. Так что здесь, я думаю, у него пространственный маневр ограничен, если он действительно это предложил».

«Больше доверия нет, не только между условным «Газпромом» и белорусскими компаниями, не только в нефтяной сфере или финансовой. Лукашенко хочет сказать, что, наверное, для него союз силовиков России и Белоруссии не имеет значения без экономического союза, но экономического союза в его понимании, когда белорусская экономика будет выживать и даже процветать в каком-то отношении за счет преференций с российской стороны. То есть он отказывается быть силовым союзников без экономического союза в том виде, в каком он его понимает. В таком смысле это, конечно, жест отчаяния тоже, потому что тогда ему совсем не на что опереться. Антироссийская риторика, защита суверенитета продается хорошо в Восточной Европе, в том числе в Белоруссии, она, конечно, там пользуется меньшим спросом, чем в Украине или в странах Балтии, на Кавказе, но она там продается. Но ее не купят у Лукашенко, вот в чем проблема. И это ему не простят, потому что есть вещи, которые Кремль не прощает на постсоветском пространстве: это торговля вот этой самой — как говорили в советское время, антисоветской — соответственно, сейчас антироссийской риторики, нагнетание антироссийской истерики».

«Он же не хочет портить отношения с губернаторами-республиканцами, ему нужно показать совершенно другое - что губернаторы-демократы не могут справиться с протестом, губернаторы-республиканцы справляются с ним гораздо лучше, но всякая демократическая общественность, привязанная к Демократической партии и к ее активистам, им мешает. Для сторонников Республиканской партии ничего принципиально неприемлемого нет: государство должно действовать в отношении протестов жестко, что это анархисты, мародеры. И те же события сторонниками Демократической партии трактуются гораздо мягче - что есть системные общественные проблемы, что есть неравенство. Трамп, естественно, призвал всех губернаторов вводить национальную гвардию там, где есть беспорядки, но этот призыв надо прочитывать в контексте кампании. Этот призыв означает, что демократы, которые не могут отмежеваться от этих протестов, провоцируют протесты, а республиканцы, которые совершенно спокойно могут отмежеваться от этих протестов, готовы их подавить. Поэтому республиканская власть на стороне нормальных американцев, которые зарабатывают и не хотят видеть хаос у себя в городах. Это просто попытка немножко перетащить сомневающихся в свою сторону».