«В России, может быть, сейчас уже в меньшей степени господствует убеждение, что Эмираты можно рассматривать как дружественную страну. Мало того, что в Эмиратах довольно сложное законодательство и вообще сложно в регуляторном смысле бывает открывать бизнесы, Арабские Эмираты очень чувствительны к любым сигналам, касающимся вторичных санкций, даже более чувствительны, чем, например, тот же Китай. И поэтому важно всегда закладываться на то, что Эмираты хотят быть финансовым, инвестиционным мировым хабом, эта задача декларируется даже на государственном уровне. Несмотря на то что это достаточно богатое государство, которое живет в значительной степени на экспорте энергоносителей и туризме, все равно оно существенным образом зависит во внешней торговле от США. И понятно, что если какие-то сигналы считываются руководством Эмиратов как опасные для местных банков, то они вряд ли будут вступаться за Россию, тем более что Эмираты остаются очень привлекательным местом для инвестиций капиталов и бизнесов из западного мира. Иммиграция разного рода западных бизнесов в Объединенные Арабские Эмираты началась очень давно, они очень дорожат этой бизнес-иммиграцией и, конечно, не будут ее стараться терять ради того, чтобы проводить платежи с России, это тоже надо учитывать. Но при этом, поскольку Эмираты также хотят быть максимально всеядными и во внешней торговле, и в инвестициях, то очень может быть, что в том числе к расчетам криптовалютой подключатся и они, потому что желание извлекать торговую выгоду со всех сторон тоже очень присутствует в бизнес-культуре и политических целях руководства Объединенных Арабских Эмиратов».

«В этой истории есть очевидным образом выборный фактор, который есть и в США, и в Великобритании, с другой стороны, есть важный вопрос: если такая сделка была заключена, сдал ли Ассанж источники информации. Ассанж, получил свободу, а что получили те, кто выходил с ним на сделку. Принципиальный вопрос состоит в том, были ли сданы источники информации или нет, но кроме того, важно понимать, что все-таки эта история длилась так много времени, с тех пор так или иначе бывали истории, связанные с утечкой секретных материалов спецслужб, в том числе такие истории бывали в Великобритании и США. То есть стало понятно, что случай Ассанжа перестал быть фундаментально уникальным в том смысле, что такие утечки бывают, и мы видим, что они так или иначе происходят, но сами по себе не меняют радикально хода истории. То есть то, как выглядело дело Ассанжа вначале, и то, как оно выглядит сейчас, ясно, что мир, в том числе политические элиты и спецслужбы, этот шок переварили. То есть сейчас то, что случилось с WikiLeaks, изначально не имеет такого резонанса, как имело тогда. То есть это тот случай, когда время очень сильно позволило тем же политическим элитам смириться с тем, что невозможно гарантировать конфиденциальность информации, в том числе частных переговоров, мы видим, что в СМИ периодически утекали частные переговоры политиков, секретные материалы, в том числе связанные со спецслужбами, то есть кроме того, что совпала политическая конъюнктура в США и Великобритании, изменился контекст, в котором можно рассматривать дело Ассанжа, оно перестало быть из ряда вон выходящим, это очень важно. Когда человека удается вызволить, это в любом случае хорошо, это можно назвать победой тех, кто за это выступал, но важно не преувеличивать и не считать, что это прецедентность, если в одном таком случае это получилось, это не значит, что получится с другими знаковыми политзаключенными, это не значит, что эта история прямо повлияет на другую. Спрос на разоблачения не исчезнет никогда, людям интересно знать тайны, причем разные тайны сильных мира сего, это очевидно по природе человека. Но можно сказать, что эпоха такого типа разоблачений уже завершилась, то есть такие разоблачения не шокируют. Все, что бывает такого рода первый раз, шокирует, но, когда человечество с этим уживается, особенно уживаются те, кто стал объектом разоблачения, они к этому привыкают, это не значит, что не будет других разоблачений другими способами с таким же громким резонансом».

«Россия как страна-рекордсмен по количеству санкций стала органичной частью этой экономики. Кроме того, Россия смогла вписаться в это экономическое сотрудничеств, главными элементами которого являются Китай, Индия, Венесуэла, Иран, потому что имеет большие запасы энергоресурсов, а также является одним из ключевых поставщиков на мировые рынки продовольствия и удобрений. Что означает появление такой экономики для России? Плюсы мы видим на основании того, что происходит с российской экономикой в последние два года. Такая экономика позволила наладить с лета 2022 года механизм параллельного импорта, который позволяет россиянам более или менее сохранять прежний уровень потребления и доступ к значительной части брендов, которые были и раньше. Эта экономика позволила России переориентировать экспортные потоки, в том числе энергоносителей, с европейских рынков, а Европейский союз еще три-четыре года назад был одним из крупнейших торговых партнеров России, на рынки стран Азии, Африки и Латинской Америки. Есть, тем не менее, у такой торговли и некоторые минусы для России, прежде всего стратегические. Во-первых, все-таки понятно, что все равно Китай не может обеспечить доступ России к ряду технологии, которых нет у самого Китая и которые есть у западных стран, и тут России либо придется их замещать, либо искать какие-то пиратские пути доступа. Кроме того, понятно также, что это очень сильно изменило валютный баланс, а для финансовой устойчивости, поскольку в мировой экономике по-прежнему доллары и евро остаются ключевыми валютами расчетов, России важен все-таки приток долларов и евро, а не только юаней, рупий, дирхамов или даже рублей. Потому что мы видим по официальной статистике, что по крайней мере с весны 2024 года рубль становится основной валютой внешнеторговых контрактов России как по экспорту, так и по импорту. Поэтому, несмотря на очевидные плюсы, России все равно, развивая эту новую глобальную параллельную экономику, тем не менее, важно оставаться частью и основной глобальной экономики, и для этого есть все основания, потому что Россия по-прежнему является важным поставщиком ключевых ресурсов, с одной стороны. А с другой стороны, мы видим, что даже страны, которые вводят против России санкции, очевидным образом не прекратили с ней торговать. И также надо понимать, что все-таки в этой новой глобальной экономике те страны, которые не находятся под жесткими западными санкциями или вообще не находятся под санкциями, вроде Китая и Индии, конечно, имеют свою выгоду и эта выгода состоит в том, что они стараются приобрести прежде всего энергоресурсы у подсанкционных стран с геополитическим дисконтом. И в этом смысле понятно, что России будет трудно навязывать, допустим, те же цены на газ Китаю, как Россия это успешно делала на протяжении многих лет в отношениях с Евросоюзом».

«На данный момент нельзя говорить о полном прекращении, но также нельзя исключать того, что такое возможно, потому что мы видим, что некоторые китайские банки полностью прекратили принимать платежи из России. То есть, исключать такого варианта нельзя, но пока явно этого не случилось».

«Попытки избежать уголовной ответственности через СВО начались еще в 2022 году, но тогда это было связано с тем, что сначала явочным порядком, а потом на законодательной основе появились законопроекты, которые предлагают, например, участие в СВО конкретным людям, уже отбывающим наказание за пока нетяжкие преступления. А с другой стороны, понятно, что просто люди пытаются решать свои проблемы, в частности с законом, прикрывшись очевидным образом политической конъюнктурой, то есть это совершенно неудивительная вещь. Это не чисто российский опыт, понятно, что если возникает ситуация, при которой есть возможность попытаться либо, воспользовавшись сложной ситуацией, скрыться от правосудия, либо, наоборот, если человек не скрылся от правосудия, но попытаться политически прикрыться возможностью не отвечать по закону, то люди такой возможностью будут пользоваться. То есть совершенно очевидно возникает проблема, которую придется решать в том числе на законодательном уровне, то есть решать, что делать в ситуациях, когда люди, отбывающие срок, хотят сами участвовать в СВО, чтобы этот срок не отбывать, и на этот счет уже есть законопроекты. И в обратных ситуациях: что делать, когда будут надежды на то, что там, возможно, меньше возможностей их поймать. Во втором случае, скорее всего, все-таки придется действовать по Уголовному кодексу, и он будет доминировать, потому что на самом деле понятно, что никакие такого рода обстоятельства не должны размывать базовые основы, потому что правосудие и соблюдение законов — это вообще важнейший элемент самого государства и прочности государства. Тут очень важны детали и очень важна правоприменительная практика, то есть очевидным образом это становится проблемой, которую придется решать на государственном уровне, потому что она затрагивает сами основы правосудия».